Легенда о городе Мукачево, Мукачево

Не за тридевять земель, а на Закарпатье жил царь Властитель. Хорошо жилось людям при нем. Выгоняли стада на пастбища, а под горами рос виноград, на долинах колосилась рожь, пшеница, всякий хлеб. Но умер старый царь Властитель, на престол вступил новый.

А этот новый царь змея Веремея из Дуная вытянул, к мукачевским горам послал и сказал русинам каждый месяц змею в дань двенадцать младенцев давать. Засел змей Веремей на горе Монашеской на воде латорицкой — людям на большое горе. Семь голов имел, деток съедал, и не год, и не два, и не десять. Уже и земля наша опустела, старики умирали, а детвора не выростала, только души детские вылетали, на цветки садились и к востоку солнца рыдали.

А там, на широком Подолье, властвовал храбрый руский князь Федор Корятович. И долетели к нему вести о змее Веремее, и как тот дракон младенцев поедает. И задумался князь да и сел на коня вороного, помчал через горы, к Мукачевому примчал. В полночь стал он на Мукачевском замке. Вдруг смотрит,— перед рассветом явился ему белый дед, пальцем в сторону Токая показал и прорек: — Иди с восходом солнца на равнину, услышишь, какое горе в нашей земле русской. Выехал князь с восходом солнца на равнину: солнце светит, и прекрасные цветы трепещут под росой. А в каждом цветке детские души плачут. — Спаси, князь, себя и нас от свирепого змея Веремея! Доехал до Мукачевого, и очень удивлялся, что детей нигде нет, одни старики. — Привезите мне,— молвил князь,— семь бочек смолы и семь телег конопли, буду я с тем змеем бороться.

Свезли люди из всех концов края к Мукачевому не семь, а семь раз по семь всего, чего князь попросил. И вышли на Замковую гору смотреть, что то будет. Обмотался князь коноплей, насмалился смолой, взял длинющий меч и щит с шестиконечным крестом и пошел на Монашескую гору бороться с змеем. А змей разлегся на горе и на солнышке греется, сверкают семь его челюстей, и тело с семью хвостами блестит. Хвосты же сходятся в один, пышный и роскошный, как у павы. Услышал змей, что кто-то идет. — Чую,— каже,— руским духом пахнет! — Но как бы не пахло, когда я пришел ,— ответил на то Корятович. — Чего здесь хочешь? Драться или мириться пришел? — Где там мириться, драться с тобой, гадом проклятым!

Да и начали бороться, аж леса зашумели, аж земля загудела. Как разгонится змей Веремей, как ухватит семью челюстями князя, то и вырвет куски смолы и горсть конопли. А князь как махнет мечом, так голову и отрубит. Отсеченная голова скачет, кровь из нее льет, потоком течет, а змей как огонь горит, жить хочет. К Латорице подбежал, в воду прыгнул,— может, раны ему заживит вода целебная. Между тем князь обмотался коноплей, насмалился смолой, где нужно, и вот выскакивает из реки уже выздоровевший змей. Разогнался на князя, а князь мечом сечет и сечет! Аж ветер свистит в лесу! И каждый раз, как мечом князь махнет, улетает одна голова и скачет себе, и новый кровавый поток стекает в долину. А на самой горе колокола звонят, люди молитвы поют. Уже шесть отрубленных голов змея Веремея скачут, и кровь льется шестью потоками в долину. И и низина от Мукачевого до Токая укрылась красными цветками, аж красками на солнце заиграли. Из каждого цветочка душе прислушиваются и умоляют: — Спаси нас, князь, порятуй от свирепого змея Веремея! И опять выскочил змей розгарячений, желтый, как воск. Вытекла из него вся человеческая кровь, только желчь осталась. Бежит змей на князя, пламенем адским пылает. Ухватил в зубы щит с крестом, ударил тем щитом о землю, но князь по голове ударил. Не отплетела голова, и во второй раз князь махнул мечом, не отлетела, только желчью залилась. Раскрытой пастью змей голову князя ухватить хочет, ударила князь в третий раз. Ударил, так, что змей упал, аж земля застонала. И желчь из него потекла в долину желтым морем!

Люди на Мукачевской горе от радости, только руки к небу подняли: — Слава тебе, спаситель! И спустились люди с гор — кто с вилами, кто с топором: чудовищена куски изрубили и в Латорицу кинули, чтобы отнесла их река в Дунай, а Дунай в море Черное . А в долине из каждого цветка вылетела душа, стала каплей крови, а и капля превратилась в детей. Сколько цветков было, столько и детей стало, всю кровь себе от змея Веремея опять вернули, только озеро навсегда осталось желтым. А вокруг дети, как маковые цветы, расцветают, руками плещуть и тысячами голосов поют: — Слава тебе, князь, за то, что ты победил змея Веремея! Посмотрел князь на детей и нахмурився: «Хто будет деток наставлять, присматривать, учить, когда остались одни старики».

Сел князь на коня и вернулся на свое Подолье, в Камянец за людьми. И рано утром в княжеском дворе в Камянце-Подольском засурмили сурмы, забарабанили барабанщики. — Собирайтесь! — призывал князь дружину.— Собирайтесь, кто хочет иметь сад и виноград, земличку на пшеничку собирайтесь в дорогу в горы Карпаты! Возьмите с собой женщин молодых, чтобы детей малых наставляли, монахов и монашек, чтобы деток в школе грамоте учили князю на радость, а Руси на славу! Тридцать три дня и ночи шли с дружиной подольские хозяева, руски сыновья, женщины, молодежь, монахи имонашки. И дал князь им триста сел от Марамороша до Маковицы,— чтобы своих детей и карпатских сирот растили. Монахиням построил монастырь на Сорочьей горе, на левом берегу Латорицы, чтобы детей воспитывали; а монахам построил другой монастырь — на Монашеской горе, на правом берегу Латорицы,— чтобы грамоты учили. Построил и церковь святого Николая — с тремя банями, рая красивее,— чтобы там служили русские службы, чтобы отпусти делали с того времени и вовек — людям на радость, а Руси на славу.